Тамара Морщакова
Российские суды: реформа или контрреформа?
РИА Новости
2014 год показал, что любого судью можно убрать с должности в любой момент и безо всяких установленных законом оснований
Ситуация в российской судебной и правоохранительной системе продолжает ухудшаться, и минувший год это наглядно показал. Вступили в силу законы о реорганизации Верховного и Высшего арбитражного суда и создании нового ВС. Последствия этого решения я оцениваю крайне отрицательно. Дело не в слиянии судов как таковом. Государство может изменять свои судебные структуры, и в разных странах они устроены по-разному.
Но практики в прежних судах отличались, и в системе ВАС они были более современными, хотя и не без упрека. Сейчас, очевидно, побеждают старые подходы и процедуры. Например, в новом Верховном суде ввели дополнительную, вторую после кассационного рассмотрения в арбитражном окружном суде кассационную инстанцию, которая будет еще раз проверять решения по экономическим делам, вступившие в законную силу. Такая ситуация в гражданских правоотношениях считается недопустимой — она создает для участников предпринимательской деятельности состояние правовой неопределенности. Это в уголовных делах у нас чем больше возможностей для пересмотра, тем лучше для обвиняемого. Ведь в отношениях с обвиняющей публичной властью гражданин — традиционно слабая сторона. Поэтому чем дольше можно оспаривать приговор, тем больше надежды, что аргументы защиты все-таки будут услышаны государством.
В сфере же предпринимательских гражданско-правовых отношений бесконечный судебный процесс в разных инстанциях разрушителен для бизнеса.
Организация надзорного производства — последнего из возможных видов проверки судебных актов — также более безупречно выглядела в ВАС, где судья единолично мог отказать в пересмотре только по формальному основанию, содержательно же в арбитражном процессе вопрос рассматривался только коллегиально — сначала тремя судьями и затем президиумом. В ВС иные процедуры, изменение которых не предложено, и жалобщик чаще получает отказ по существу от одного судьи, без истребования дела и ответа на свои доводы. Эта практика может стать общей для всех дел.
Или же, например, в отличие от арбитражного процесса в судах общей юрисдикции нет обязательного требования ведения судом аудиозаписи судебных заседаний. Только сейчас, после многих лет сопротивления со стороны государственной администрации по инициативе Совета по правам человека при президенте внесен такой законопроект. Проблема не в том, что общих судов много, а техники у них мало. Все давно — в соответствии с государственными целевыми программами развития судебной системы — оснащены по указаниям ВС. Но низовые суды не хотят обеспечивать официальную аудиозапись и прилагать ее к протоколу заседания. Ведь процесс тогда становится публичным, проверяемым. Уже нельзя будет поправить протокол под вынесенное решение.
Но главный ущерб, который нанесло слияние высших судов, — демонстрация обществу и самим судьям, что их могут убрать с судейской должности в любой момент и без всяких установленных законом оснований. Те судьи, которые не получили должности в новом Верховном суде (хотя штатные возможности есть для 170 судей, но укомплектован он чуть более чем наполовину) и при этом не ушли по собственному желанию, фактически отстранены без должных оснований. В Конституции же установлено, что судья может быть лишен полномочий только по прямо перечисленным в законе основаниям, при реорганизации судов ему должно быть предложено место в новом суде.
Формированием нового состава Верховного суда занималась специальная квалификационная коллегия, которая не имела никаких установленных законом критериев ни для отбора, ни для увольнения судей. Согласно действующему законодательству, это относится к компетенции Высшей квалификационной коллегии судей, ее полномочия не ликвидированы, но тут создали специальную ККС — на основе специального же закона.
Поправки в Конституцию об образовании нового ВС были оспорены в Конституционном суде депутатами Госдумы от КПРФ, но они возражали против самого объединения судов и процедуры внесения поправок в Конституцию. КС отказал в принятии запроса к рассмотрению, поскольку принятый закон о поправке в Конституцию — уже часть Конституции и не может проверяться КС.
Остаются судьи, права которых были нарушены. Но уходя в отставку, судья получает определенное содержание. Захочет ли он рискнуть его потерять из-за своего спора по поводу неназначения в новый ВС? Впрочем, я знаю, что жалобы судей в связи с увольнением из судов уже есть в Европейском суде по правам человека.
Надо учесть и то, что должности в новом ВС планировалось заполнять не только бывшими судьями реформируемых судов. Была создана еще и специальная экзаменационная комиссия для кандидатов, которые ранее не имели статуса федерального судьи, то есть планировалось, что в Верховный суд придут и те, кто вообще никогда не работал в судах. Но согласно сложившимся практикам, новые судьи приходят, как правило, из правоохранительных ведомств (следствие, прокуратура, ФСБ, МВД).
Отношение судейского сообщества к ведущим разыскную и следственную деятельность силовым структурам — еще одна традиционная наша проблема: суды реально не контролируют ни ход, ни результаты этой деятельности. Уполномоченный по правам предпринимателей и Совет по правам человека при президенте предлагают поэтому ввести — по дореволюционному образцу — известную фигуру следственного судьи, которая стоит между следствием и судом: он принимает решение об аресте и других принудительных действиях, требующих судебного решения, рассматривает жалобы участников процесса, признает представленные обвинением и защитой доказательства, но не выносит приговор.
Может показаться, что предлагаемые отдельные улучшения не имеют смысла, что система исказит их, адаптирует к своим нуждам. Но я не разделяю логику отказа от каких-либо действий, исходя из трудности или безнадежности ситуации — это похоже, по рассказам охотников, на барсука: он, если потерял и не может добыть пищи, на сучьях вешается. Отказываться от действий — своего рода суицид. Область юриспруденции, ориентированная на правовой мир, — не то же самое, что область политики. У права, всегда ориентированного на человека, есть свои средства, которые могут быть эффективными, пусть даже эффект окажется точечным. Но возможно, он начнет менять что-то. Почему же за это не бороться?
Но практики в прежних судах отличались, и в системе ВАС они были более современными, хотя и не без упрека. Сейчас, очевидно, побеждают старые подходы и процедуры. Например, в новом Верховном суде ввели дополнительную, вторую после кассационного рассмотрения в арбитражном окружном суде кассационную инстанцию, которая будет еще раз проверять решения по экономическим делам, вступившие в законную силу. Такая ситуация в гражданских правоотношениях считается недопустимой — она создает для участников предпринимательской деятельности состояние правовой неопределенности. Это в уголовных делах у нас чем больше возможностей для пересмотра, тем лучше для обвиняемого. Ведь в отношениях с обвиняющей публичной властью гражданин — традиционно слабая сторона. Поэтому чем дольше можно оспаривать приговор, тем больше надежды, что аргументы защиты все-таки будут услышаны государством.
В сфере же предпринимательских гражданско-правовых отношений бесконечный судебный процесс в разных инстанциях разрушителен для бизнеса.
Организация надзорного производства — последнего из возможных видов проверки судебных актов — также более безупречно выглядела в ВАС, где судья единолично мог отказать в пересмотре только по формальному основанию, содержательно же в арбитражном процессе вопрос рассматривался только коллегиально — сначала тремя судьями и затем президиумом. В ВС иные процедуры, изменение которых не предложено, и жалобщик чаще получает отказ по существу от одного судьи, без истребования дела и ответа на свои доводы. Эта практика может стать общей для всех дел.
Или же, например, в отличие от арбитражного процесса в судах общей юрисдикции нет обязательного требования ведения судом аудиозаписи судебных заседаний. Только сейчас, после многих лет сопротивления со стороны государственной администрации по инициативе Совета по правам человека при президенте внесен такой законопроект. Проблема не в том, что общих судов много, а техники у них мало. Все давно — в соответствии с государственными целевыми программами развития судебной системы — оснащены по указаниям ВС. Но низовые суды не хотят обеспечивать официальную аудиозапись и прилагать ее к протоколу заседания. Ведь процесс тогда становится публичным, проверяемым. Уже нельзя будет поправить протокол под вынесенное решение.
Еще одна проблема — порядок распределения дел между судьями.
В ВАС это делалось не по решению председателя суда, а на основе случайной выборки. В ВС это не осуществляется, в законе о новом ВС есть положения, которые могут парализовать автоматический порядок распределения дел. Председатель суда без обозначения в законе каких-либо критериев решает, передать ли дело в административную или экономическую коллегию, и может, например, привлекать судей одной коллегии к рассмотрению дел в другой. Но это позволяет произвольно заменять судей. Сейчас, когда в ВС не назначено необходимое число судей по экономическим делам, это тем более грозит нарушением конституционного требования законного суда. Законодатель не создал ясных правил для определения подсудности дел судебным коллегиям ВС по гражданским, административным и экономическим делам. Хотя объединение судов мотивировано именно устранением неопределенности в подсудности дел.
И без того немалые полномочия председателя ВС еще более наращиваются.
По существу он определяет, кем будет пополняться состав ВС вместо прежних судей, отправленных сейчас в отставку вовсе не по тем основаниям, которые допускались законом. Сам председатель уже не ограничен двумя шестилетними сроками пребывания на своем посту, не уходит в отставку по возрасту — в 70 лет. Но это и не американский порядок, когда судья ВС работает бессрочно. Каждые шесть лет должно происходить переутверждение в должности. В законе написано: председатель «может быть назначен» неоднократно, значит, может и не быть назначен. Если заслуги есть, может быть оставлен в должности не на два срока, а много раз, в том числе и после 70 лет, если не заслужит — не останется.Но главный ущерб, который нанесло слияние высших судов, — демонстрация обществу и самим судьям, что их могут убрать с судейской должности в любой момент и без всяких установленных законом оснований. Те судьи, которые не получили должности в новом Верховном суде (хотя штатные возможности есть для 170 судей, но укомплектован он чуть более чем наполовину) и при этом не ушли по собственному желанию, фактически отстранены без должных оснований. В Конституции же установлено, что судья может быть лишен полномочий только по прямо перечисленным в законе основаниям, при реорганизации судов ему должно быть предложено место в новом суде.
Формированием нового состава Верховного суда занималась специальная квалификационная коллегия, которая не имела никаких установленных законом критериев ни для отбора, ни для увольнения судей. Согласно действующему законодательству, это относится к компетенции Высшей квалификационной коллегии судей, ее полномочия не ликвидированы, но тут создали специальную ККС — на основе специального же закона.
Принятие закона — компетенция законодателя, но не в нарушение же конституционных положений.
Одним из них является требование несменяемости судей. Вариантов реализации этого принципа совсем немного: судья может быть назначен либо на какой-то определенный, достаточно длительный срок без возможности повторного назначения, либо он назначается пожизненно, до возраста отставки. Действовавшие ранее судьи при слиянии двух высших судов были лишены статуса несменяемых — они или переназначались, или удалены с должности.Поправки в Конституцию об образовании нового ВС были оспорены в Конституционном суде депутатами Госдумы от КПРФ, но они возражали против самого объединения судов и процедуры внесения поправок в Конституцию. КС отказал в принятии запроса к рассмотрению, поскольку принятый закон о поправке в Конституцию — уже часть Конституции и не может проверяться КС.
Но возможно обжалование закона о порядке формирования Верховного суда.
Это мог бы сделать кто-то из представителей публичной власти: президент, правительство, одна пятая депутатов Думы или членов Совета Федерации, законодательные органы субъектов Федерации. Хотя представить себе это сейчас трудно — наверное, такие не найдутся.Остаются судьи, права которых были нарушены. Но уходя в отставку, судья получает определенное содержание. Захочет ли он рискнуть его потерять из-за своего спора по поводу неназначения в новый ВС? Впрочем, я знаю, что жалобы судей в связи с увольнением из судов уже есть в Европейском суде по правам человека.
Надо учесть и то, что должности в новом ВС планировалось заполнять не только бывшими судьями реформируемых судов. Была создана еще и специальная экзаменационная комиссия для кандидатов, которые ранее не имели статуса федерального судьи, то есть планировалось, что в Верховный суд придут и те, кто вообще никогда не работал в судах. Но согласно сложившимся практикам, новые судьи приходят, как правило, из правоохранительных ведомств (следствие, прокуратура, ФСБ, МВД).
Отношение судейского сообщества к ведущим разыскную и следственную деятельность силовым структурам — еще одна традиционная наша проблема: суды реально не контролируют ни ход, ни результаты этой деятельности. Уполномоченный по правам предпринимателей и Совет по правам человека при президенте предлагают поэтому ввести — по дореволюционному образцу — известную фигуру следственного судьи, которая стоит между следствием и судом: он принимает решение об аресте и других принудительных действиях, требующих судебного решения, рассматривает жалобы участников процесса, признает представленные обвинением и защитой доказательства, но не выносит приговор.
Сейчас же один и тот же судья и арестовывает, и в дальнейшем получает дело на рассмотрение.
Ему трудно, а иногда и невыгодно, арестовав обвиняемого, вынести потом оправдательный приговор. Арест по решению суда — прогрессивная мера, введенная на основании действующей Конституции уже больше десяти лет, — оказывается неэффективной. Раньше санкцию на арест давала прокуратура, и она чаще отказывала следствию в аресте, чем теперь отказывает суд. Следователи в то время подчинялись прокуратуре, и она не боялась не соглашаться с их решениями. А суд боится противоречить обвинительной власти, «доверяет обвинению», иначе могут упрекнуть в разрушении системы борьбы с преступностью и, если судья не арестовал, сказать, что он коррупционер, взятку взял.Может показаться, что предлагаемые отдельные улучшения не имеют смысла, что система исказит их, адаптирует к своим нуждам. Но я не разделяю логику отказа от каких-либо действий, исходя из трудности или безнадежности ситуации — это похоже, по рассказам охотников, на барсука: он, если потерял и не может добыть пищи, на сучьях вешается. Отказываться от действий — своего рода суицид. Область юриспруденции, ориентированная на правовой мир, — не то же самое, что область политики. У права, всегда ориентированного на человека, есть свои средства, которые могут быть эффективными, пусть даже эффект окажется точечным. Но возможно, он начнет менять что-то. Почему же за это не бороться?
А мнение других юристов такое же?!
 |  |
YURISTAT:
https://www.google.ru/webhp?sourceid=chrome-instant&rlz=1C1PRFE_ruRU609RU609&ion=1&espv=2&ie=UTF-8#newwindow=1&q=yuristat
